СКАЗ, КАК МОСКВА С ОДЕССОЙ АКВИЛАСЯ
Сказка перва
Издалече энта сказка зачинается.
Давным-давно, от уж пара лет минула, как вошла мысля в большую голову Василия, Сергеева сына, родом с-под-Одессы, сваять снегурку, в банном хозяйстве помошницу. И, как-то так мощно он задвинул, што прям с первого разу вышло чудо: свежая, хруглая, стройная, щедро жаром делится и целебным паром пыхает. Пахнет скусно, водицу кипятит, вшей промариват, рульку томит, винцо хлебное подпускат, опосля всего- и сруб просушиват.
Пустил молву Брат о своей придумке по миру. Кто попытал, тот шибко доволен осталси. Кто аж под подол мыслями проникал, да весь ейный патентованный сустав рехгеном мозговым поять хотел. Кто боялси норова ея незнамого, да чурался железа ея черного. Злые языки судить зачали, што пытается втюхать Брат честному люду нову Хукусиму. А наш Вася знай себе- не уныват, и всё новых снегурок строгат, всё живей и антиресней.
Общем, год назад любы стали дочурки его паре банных строителей из великой державы Московской. Компашка-то та ишо собралася, затейлива: поп русский Илья-свет-Мыколаевич и судебный стряпчий Олег, Иванов сын. Сговорилися оне с Василием, да поручкались. По лету кажный и получил Аквов Васильевен на пролётке, зело украшенной росписью затейливой и с троичной звездой во лбу, "МобУБКа" прозванием. Привёз суженых-ряженых папаня в град Сергия Преподобнаго.
От тока быстро сказка сказыватся, да-от дело не часто быстро деется.
Опустела мошна у москвичей. Не потянули зятья Братнины впихнуть Васильевен под зиму в банныя светёлки. Взгрустнулося шибко им.
Совсем тошно стало от судьбины третьей сестрицы. Продарил ея Братка самым именитым в Московии купчишкам банным: Боцманюке и другому попу, Блинд- по фамильному прозвищшу. Однакож, чей-то не срослося у них там по коммерции прибыльной, и отправили третью сестру во леса Богородския, на брега прудов ажно Черной Головы. Стоит она там по сию пору в соломенной избёнке с крышкой грибною, имячко ишо чудное: "Гуси-Лебеди", но ужо народу знаемое. Готовится судьбина ей горесная, непосильная: пыхати парком не по фигуре своей казистой, а по возможности крайнейшей.
Ну, да чё там вздыхать попусту?!
От, решили, знать, добры два мужа повидать папаню наперёд запуска печурок своих задумчивых. Да и попёрлися оне на Масляной аж на самый юг Малорусской краины. Сутки в поезде да под наливочку всё равно чегой-то протяженно у них тянулися. Одна развлекуха была у стряпчего- забить махорочки на полустаночке, ибо лукавые менты хохляцкие тыщшу рубликов за покур тамбурный требуют. Как ни укорял поп стряпчего, типа лёгкие твои станут тяжкими, и грехи твои усугубятся, не внимал ему Олег Иванович, играл на руку бесам и глобальному потеплению. Общем, дотумкали оне таким макаром до тех мест, где уж речь родная звучала иначе: "а вот, хто жилаит чай и каву!"... Тю!- пришлося им подумати на языке тех дальних мест- Кава, панимашь-ведь!
Сказка перва
Издалече энта сказка зачинается.
Давным-давно, от уж пара лет минула, как вошла мысля в большую голову Василия, Сергеева сына, родом с-под-Одессы, сваять снегурку, в банном хозяйстве помошницу. И, как-то так мощно он задвинул, што прям с первого разу вышло чудо: свежая, хруглая, стройная, щедро жаром делится и целебным паром пыхает. Пахнет скусно, водицу кипятит, вшей промариват, рульку томит, винцо хлебное подпускат, опосля всего- и сруб просушиват.
Пустил молву Брат о своей придумке по миру. Кто попытал, тот шибко доволен осталси. Кто аж под подол мыслями проникал, да весь ейный патентованный сустав рехгеном мозговым поять хотел. Кто боялси норова ея незнамого, да чурался железа ея черного. Злые языки судить зачали, што пытается втюхать Брат честному люду нову Хукусиму. А наш Вася знай себе- не уныват, и всё новых снегурок строгат, всё живей и антиресней.
Общем, год назад любы стали дочурки его паре банных строителей из великой державы Московской. Компашка-то та ишо собралася, затейлива: поп русский Илья-свет-Мыколаевич и судебный стряпчий Олег, Иванов сын. Сговорилися оне с Василием, да поручкались. По лету кажный и получил Аквов Васильевен на пролётке, зело украшенной росписью затейливой и с троичной звездой во лбу, "МобУБКа" прозванием. Привёз суженых-ряженых папаня в град Сергия Преподобнаго.
От тока быстро сказка сказыватся, да-от дело не часто быстро деется.
Опустела мошна у москвичей. Не потянули зятья Братнины впихнуть Васильевен под зиму в банныя светёлки. Взгрустнулося шибко им.
Совсем тошно стало от судьбины третьей сестрицы. Продарил ея Братка самым именитым в Московии купчишкам банным: Боцманюке и другому попу, Блинд- по фамильному прозвищшу. Однакож, чей-то не срослося у них там по коммерции прибыльной, и отправили третью сестру во леса Богородския, на брега прудов ажно Черной Головы. Стоит она там по сию пору в соломенной избёнке с крышкой грибною, имячко ишо чудное: "Гуси-Лебеди", но ужо народу знаемое. Готовится судьбина ей горесная, непосильная: пыхати парком не по фигуре своей казистой, а по возможности крайнейшей.
Ну, да чё там вздыхать попусту?!
От, решили, знать, добры два мужа повидать папаню наперёд запуска печурок своих задумчивых. Да и попёрлися оне на Масляной аж на самый юг Малорусской краины. Сутки в поезде да под наливочку всё равно чегой-то протяженно у них тянулися. Одна развлекуха была у стряпчего- забить махорочки на полустаночке, ибо лукавые менты хохляцкие тыщшу рубликов за покур тамбурный требуют. Как ни укорял поп стряпчего, типа лёгкие твои станут тяжкими, и грехи твои усугубятся, не внимал ему Олег Иванович, играл на руку бесам и глобальному потеплению. Общем, дотумкали оне таким макаром до тех мест, где уж речь родная звучала иначе: "а вот, хто жилаит чай и каву!"... Тю!- пришлося им подумати на языке тех дальних мест- Кава, панимашь-ведь!